Вопрос, который ставит меня в тупик: «Сумасшедший я или все остальные?» Альберт Эйнштейн
Ты улыбаешься, обезбашенно, легко, весело, хитро щурясь на удивленно-озадаченных прохожих, непонимающе оглядывающихся вслед странному существу в шапке и в куртке нараспашку. Да, дует довольно сильный ветер, и да, он довольно прохладен для подобной беспечности...Но это же ты. Что для тебя значит возможность заболеть по сравнению с вольностью ласк наглеца, мурашками пробирающегося под тонкую мастерку, откровенно целующего чуть шершавые горячие губы, путающегося в шелковистых волосах, оттого растрепывающего их до еще более полного беспорядка? Никто в этой жизни не заставит тебя отказаться от ни к чему не обязывающего флирта со своим старым другом. А я и не пытаюсь. Зачем? Ты ведь столь редко открываешь себя миру... Я просто не могу лишить тебя этих сладостно беззаботных минут, не обремененных ничем, кроме по-детски восторженных коротких смешков. Ты сейчас как маленький игривый котенок, которого выпустили погулять: ловишь глазами чужие несмелые улыбки, жмуришься, запрокидывая голову и глядя на мартовское яркое солнце, шагаешь, не обращая внимания на то, что у тебя под ногами, и, что самое главное, не думаешь, не терзаешь себя размышлениями о том, почему все так получилось, и что тебе нужно делать.
Замена. Просто замена 19 лет назад умершей матери. Изменить в прошлом ты ничего не в силах, а изменять себе в настоящем не хочешь, ломая эту похожесть. Хотя твоя внешность вобрала в себя многие ее черты, твой характер взял лишь упрямство и вспыльчивость, которую, впрочем, ты уже давно контролируешь. А во всем остальном полные противоположности, о чем тебе постоянно напоминают при случае. Поначалу было очень обидно, от несправедливости наворачивались жгучие слезы и тихо екало сердце, а теперь стало уже привычкой не слышать подобных слов, пропускать их мимо ушей, забывать о застарелом, довольно глубоком и иногда ноющем надломе... До вчера.
«Не умеешь ты подарки дарить. Да, ты не твоя мама. Вот она умела все оформить. Да...» - тень сожаления в глазах, в фальшиво-благодарной улыбке на морщинистом лице. Ты растерянно улыбаешься в ответ, отворачиваешься, наклоняя голову, чтобы волосы скрыли потухшие глаза. «Это немного жестоко, мама.»-беззвучно шепчут болезненно искривившиеся губы, но говоришь ты совсем другое.
-Ага. Ну как умею. - весело, наигранно искренне. Только легонько и незаметно подрагивают в такт дыханию поникшие плечи и взгляд щенка, незаслуженно получившего пинок от хозяина. Чашка обжигающего кипятка-чая, темная кухня, блеклый из-за занавесок свет фонаря заставляет тени оживать и клубиться по углам, шипит огнем конфорка, вторя глухо бормочущему в зале телевизору, и ты, жмешься к теплой батарее, положив руки на подоконник, а на них голову. Слезы медленно беспрепятственно катятся по бледному лицу - судя по всему, ты даже не замечаешь этого. Я знаю, что ты никому не позвонишь, никому не пожалуешься, никому не скажешь. Всегда самостоятельно, всегда в одиночку, вот так вот, в полумраке, с капающей в чай соленой водой.
Поэтому сейчас я позволю тебе и прощу любую выходку, насколько бы абсурдной и дурацкой она ни была, какие бы последствия не имела. Но это позже. Улыбайся, малыш, улыбайся для меня. Я знаю, что ты любишь эту женщину, все, что ты делаешь, ты делаешь для нее... Малыш, я не знаю, как ты справляешься, я могу только чувствовать твое сумасшествие, замечать искры тоски в глазах, защищать от одиночества. Ты ее любишь, котенок. Я же ее ненавижу.
Замена. Просто замена 19 лет назад умершей матери. Изменить в прошлом ты ничего не в силах, а изменять себе в настоящем не хочешь, ломая эту похожесть. Хотя твоя внешность вобрала в себя многие ее черты, твой характер взял лишь упрямство и вспыльчивость, которую, впрочем, ты уже давно контролируешь. А во всем остальном полные противоположности, о чем тебе постоянно напоминают при случае. Поначалу было очень обидно, от несправедливости наворачивались жгучие слезы и тихо екало сердце, а теперь стало уже привычкой не слышать подобных слов, пропускать их мимо ушей, забывать о застарелом, довольно глубоком и иногда ноющем надломе... До вчера.
«Не умеешь ты подарки дарить. Да, ты не твоя мама. Вот она умела все оформить. Да...» - тень сожаления в глазах, в фальшиво-благодарной улыбке на морщинистом лице. Ты растерянно улыбаешься в ответ, отворачиваешься, наклоняя голову, чтобы волосы скрыли потухшие глаза. «Это немного жестоко, мама.»-беззвучно шепчут болезненно искривившиеся губы, но говоришь ты совсем другое.
-Ага. Ну как умею. - весело, наигранно искренне. Только легонько и незаметно подрагивают в такт дыханию поникшие плечи и взгляд щенка, незаслуженно получившего пинок от хозяина. Чашка обжигающего кипятка-чая, темная кухня, блеклый из-за занавесок свет фонаря заставляет тени оживать и клубиться по углам, шипит огнем конфорка, вторя глухо бормочущему в зале телевизору, и ты, жмешься к теплой батарее, положив руки на подоконник, а на них голову. Слезы медленно беспрепятственно катятся по бледному лицу - судя по всему, ты даже не замечаешь этого. Я знаю, что ты никому не позвонишь, никому не пожалуешься, никому не скажешь. Всегда самостоятельно, всегда в одиночку, вот так вот, в полумраке, с капающей в чай соленой водой.
Поэтому сейчас я позволю тебе и прощу любую выходку, насколько бы абсурдной и дурацкой она ни была, какие бы последствия не имела. Но это позже. Улыбайся, малыш, улыбайся для меня. Я знаю, что ты любишь эту женщину, все, что ты делаешь, ты делаешь для нее... Малыш, я не знаю, как ты справляешься, я могу только чувствовать твое сумасшествие, замечать искры тоски в глазах, защищать от одиночества. Ты ее любишь, котенок. Я же ее ненавижу.
-
-
08.04.2011 в 23:05-
-
09.04.2011 в 16:36-
-
09.04.2011 в 21:00