Вопрос, который ставит меня в тупик: «Сумасшедший я или все остальные?» Альберт Эйнштейн
Что с тобой? Что ты делаешь, спрятавшись в темноте, забившись в угол? Хочешь, включу свет? Ответа не слышно, только твое дыхание, слишком спокойное и размеренное, чтобы быть таковым. Пугливая дрожь отдается в кончиках пальцев, едва касающихся твоей щеки, прослеживая влажные дорожки. Что же произошло, пока меня не было?!
Ты не отстраняешься...да и некуда - спина напряженно вжата в стену. Такое ощущение, что сорвешься стрелой от любого резкого движения. Сухие и горячие, твои губы размыкаются под мягкими осторожными подушечками, но ты не произносишь ни слова. Боишься выдать себя? Все настолько плохо? Ты молчишь, хотя понимаешь, что темнота, такая привычная и уютная сейчас, не в силах скрыть, впитать в свою пустоту резко короткий вдох, случайно вырвавшийся из-под твоего контроля. Чшшш, все хорошо, солнце, все хорошо, я здесь, я помогу...
Наконец расслабляешься, медленно, неуверенно; согреваются ледяные пальцы; перестают хрипеть сорванные сдерживаемыми криками легкие. Ты успокаиваешься, поддаваясь ненавязчивым ласкам, но все еще молчишь. Что ж, выпытывать бесполезно, знаю наверняка. Замкнешься снова, взгляд станет пустым, бесмысленным, устремленным куда-то, на что-то, что видишь только ты. Остается лишь обнимать жмущееся к телу, прося тепла, существо и загонять глубоко внутрь страх однажды не успеть, не найти, не выдернуть тебя из обманчиво безмятежного сумрака, боязнь вернуться и увидеть стеклянные глаза без отчаянно веселых бесшабашных карих искр в серо-зеленых омутах.
Ты устало спишь, закутавшись в мои обьятия как в плед, по-хозяйски, по-домашнему. Хорошо, спокойно, из огромных "ушей" наушников, забытых на твоей шее, тихо играет твоя любимая музыка, не нарушая тишины, наконец отвоевавшей место...
Спи, малыш, а когда проснешься - я буду рядом. Всегда.
Ты не отстраняешься...да и некуда - спина напряженно вжата в стену. Такое ощущение, что сорвешься стрелой от любого резкого движения. Сухие и горячие, твои губы размыкаются под мягкими осторожными подушечками, но ты не произносишь ни слова. Боишься выдать себя? Все настолько плохо? Ты молчишь, хотя понимаешь, что темнота, такая привычная и уютная сейчас, не в силах скрыть, впитать в свою пустоту резко короткий вдох, случайно вырвавшийся из-под твоего контроля. Чшшш, все хорошо, солнце, все хорошо, я здесь, я помогу...
Наконец расслабляешься, медленно, неуверенно; согреваются ледяные пальцы; перестают хрипеть сорванные сдерживаемыми криками легкие. Ты успокаиваешься, поддаваясь ненавязчивым ласкам, но все еще молчишь. Что ж, выпытывать бесполезно, знаю наверняка. Замкнешься снова, взгляд станет пустым, бесмысленным, устремленным куда-то, на что-то, что видишь только ты. Остается лишь обнимать жмущееся к телу, прося тепла, существо и загонять глубоко внутрь страх однажды не успеть, не найти, не выдернуть тебя из обманчиво безмятежного сумрака, боязнь вернуться и увидеть стеклянные глаза без отчаянно веселых бесшабашных карих искр в серо-зеленых омутах.
Ты устало спишь, закутавшись в мои обьятия как в плед, по-хозяйски, по-домашнему. Хорошо, спокойно, из огромных "ушей" наушников, забытых на твоей шее, тихо играет твоя любимая музыка, не нарушая тишины, наконец отвоевавшей место...
Спи, малыш, а когда проснешься - я буду рядом. Всегда.